Бросив картуз на палубу, подрядчик
поднял лицо к небу и стал истово креститься. И все мужики, подняв головы к тучам, тоже начали широко размахивать руками, осеняя груди знамением креста. Иные молились вслух; глухой, подавленный ропот примешался к шуму волн...
Неточные совпадения
Проходя мимо слепого, они толкнули старика, ноги его подогнулись, он грузно сел на мостовую и стал щупать булыжники вокруг себя, а мертвое
лицо поднял к небу, уже сплошь серому.
Лихонин поспешно поднялся, плеснул себе на
лицо несколько пригоршней воды и вытерся старой салфеткой. Потом он
поднял шторы и распахнул обе ставни. Золотой солнечный свет, лазоревое
небо, грохот города, зелень густых лип и каштанов, звонки конок, сухой запах горячей пыльной улицы — все это сразу вторгнулось в маленькую чердачную комнатку. Лихонин подошел
к Любке и дружелюбно потрепал ее по плечу.
Дело было перед последним моим экзаменом Я сел на порожке и читаю; вдруг, вижу я, за куртиной дядя стоит в своем белом парусинном халате на коленях и жарко молится:
поднимет к небу руки, плачет, упаде! в траву
лицом и опять молится, молится без конца Я очень любил дядю и очень ему верил и верю.
И, только метнув в сторону точно случайный взгляд и поймав на лету горящий лукавством и весельем глаз, улыбнется коротко, отрывисто и с пониманием, и
к небу поднимет сверхравнодушное
лицо: а луна-то и пляшет! — стыдно смотреть на ее отдаленное веселье.
«Как в
небе звезды», — подумал я и с холодком под сердцем склонился
к груди, потом отвел глаза от нее,
поднял их на
лицо.
Я скинул с себя пальто и, подойдя
к этому окну, облокотился на стол,
поднял лицо кверху и долго смотрел на клочок
неба, прорезанный четырехугольными силуэтами высоко поднявшихся досок.
Это была бабушка, ослепшая от слез после побега моего отца из аула. Бабушка протянула ко мне слабые старческие руки и стала водить пальцами по моему
лицу, ощупывая каждую черту. Ее
лицо, вначале бесстрастно-внимательное, какими бывают
лица слепых, вдруг озарилось светом, счастливой улыбкой. Из незрячих глаз полились слезы. Она обхватила руками мою голову и, прижав ее
к своей иссохшей груди, восклицала,
подняв угасший взгляд
к небу...
И она вдруг схватила обе его руки, жарко их поцеловала — и,
подняв к небу лицо, на котором луна осветила полные слез глаза, воскликнула: «Прости! прости меня!» и бросилась бегом
к своему дому.
Они вышли на поляну. Вдруг, в десяти шагах от них, выбежала из лесу женщина с искаженным, видимо, безумием
лицом, вся в лохмотьях, худая, как скелет, бледная, как смерть.
Подняв к небу свои костлявые руки, она крикнула диким голосом...
На реке и кое-где на лугу поднимался туман. Высокие, узкие клочья тумана, густые и белые, как молоко, бродили над рекой, заслоняя отражения звезд и цепляясь за ивы. Они каждую минуту меняли свой вид и казалось, что одни обнимались, другие кланялись, третьи
поднимали к небу свои руки с широкими поповскими рукавами, как будто молились… Вероятно, они навели Дмитрия Петровича на мысль о привидениях и покойниках, потому что он обернулся ко мне
лицом и спросил, грустно улыбаясь...